Сейчас в пещере, затерянной посреди суровой Иудейской пустыни, к решающей схватке не на жизнь, а на смерть готовились не беспощадный убийца и его жертва, а два беспощадных убийцы. Разница между ними была лишь в том, что один считался профессионалом, а второй по всем правилам должен был бы называться любителем. На счету Карла Шульце числилось множество трупов, он сам бы не взялся вспомнить их количество. Шагровский же открыл свой личный список на Змеиной тропе, в ночь нападения на лагерь археологов. Но оба они страстно хотели выжить и оба были уверены в победе — в таких случаях роль играет не только опыт, но и банальное везение. И еще — кто быстрее сообразит.
Одна рука немца скользнула под воду и тут же появилась на поверхности — наружу из сжатого кулака торчало неширокое лезвие в полторы ладони длиной. Шульце оскалился и медленно, демонстративно ухватил нож крепкими белыми зубами (они сверкнули в полутьме точно как клинок — холодным, безжалостным блеском). Шагровский понял, что трюк с коленями больше не пройдет — теперь Вальтер был готов к подобному развитию событий. Стоило Валентину повиснуть у него на ногах, и в ход пойдет кинжал (Шагровский рассмотрел, что лезвие обоюдоострое, плавно сужающееся от рукояти к острию), ткнуть им сверху вниз ничего не стоит, войдет как в масло! Просто вогнать клинок куда-то в область шеи или ключицы, а дальше — тихонько посмеивайся и жди, когда раненый противник истечет кровью.
Шагровский же был безоружен.
Впрочем…
Аккуратно, чтобы ни на секунду не терять немца из виду, Валентин высвободил из лямок рюкзака сначала одно, а потом и второе плечо. Благо, отвлекаться на грудной и поясной ремни не пришлось, все и так держалось на честном слове.
Шульце уже занял позицию в центре водоворота и скалился, несмотря на то, что острая кромка лезвия уже надрезала ему углы рта. Это только в кино легко держать кинжал в зубах, а на практике — по подбородку Карла стекали две неширокие струйки крови. Это делало его улыбку еще страшнее, но пугаться было некому.
Молния, застегивавшая верхний клапан, осталась в неприкосновенности, хотя сам рюкзак по виду побывал в зубах у собачьей стаи. Через прорехи проглядывал металл контейнера, но упрочненная кевларовой нитью ткань все еще не разорвалась окончательно.
— Вот то, что ты искал… — сказал Шагровский, демонстрируя свою ношу. — Видишь, Вальтер? Вот оно! Это то, из-за чего ты погубил стольких людей… Здесь, в контейнере с газом… Ты хоть знаешь, что там? Зачем было убивать столько народа — своих, чужих, ради полусотни страниц, которым две тысячи лет? Смотри внимательно, ненормальный! Вот то, за чем ты гонялся! Хочешь забрать его у меня?
Ответа не последовало. Шульце улыбался все шире и шире, кровь по его подбородку текла все гуще и гуще.
— Ну, так возьми! Попробуй! А потом попытайся выбраться отсюда!
Шагровский увидел, как в глазах немца промелькнуло желание атаковать немедленно, и едва не выдал своих намерений, но Вальтер передумал бросаться и остался на своей позиции, держа паузу с терпением хорошего снайпера.
— Если мы сдохнем, Вальтер, то сдохнем вместе! Тебе уже не победить! Ты такой же покойник, как и я…
Казалось, что немец жует клинок, но на самом-то деле лезвие все глубже вгрызалось в углы его рта, грозя сделать улыбку неуправляемой. Расстояние между Валентином и его противником было чуть больше трех метров, в принципе, вполне достаточное, чтобы ускользнуть под водой от невооруженного противника, но рискованное, если пытаться увернуться от человека с ножом, особенно, когда тот умеет с ним управляться. Примени Вальтер тактику медленного сближения с самого начала, и у Шагровского не было бы шансов дожить до этой минуты.
Но дело было в том, что теперь Валентин не собирался удирать, хотя всем своим видом показывал, что готов уйти под воду в любую секунду. Он выжидал, стараясь усыпить бдительность противника, потому что успех его плана полностью зависел от неожиданности.
Он даже оторвался от стены, сократив расстояние между собой и Шульце еще сантиметров на сорок. Небо над сводом пещеры снова лопнуло и расползлось в ослепительном белом сиянии с невероятным грохотом, сотрясшим гору до основания. На несколько долгих секунд стало почти светло, и немец бросился вперед, собрав последние силы. В один могучий гребок он преодолел половину дистанции, правая рука его, вынырнув из воды, перехватила кинжал за рукоять, Шульце вывернулся, вытягиваясь в струну, одержимый одной мыслью — достать Шагровского во что бы то не стало!
Валентин развернулся полубоком, рюкзак описал в воздухе дугу (капли сверкнули в белом свете молнии), и всей своей почти пятикилограммовой массой ударил Шульце по виску, уху и шее. Импровизированный кистень рассек кожу и содрал ее, обнажив мышцы, смял тонкую височную кость, словно молоток жестяную банку, раздробил ключицу, и, придись удар чуть под другим углом, убил бы Карла на месте. Но немец был все еще жив и даже не потерял сознание, хотя от гибели его отделяли считанные секунды — ранение было смертельным и сердце гнало кровь по шейной артерии прямиком в набухающую в мозгу гематому.
Правый глаз Шульце вывалился из орбиты, раздробленная глазница больше не удерживала глазное яблоко, рот распахнулся — кровавая яма, в которой ворочался язык, и из горла вырвался жуткий клекот, словно легат захлебывался болью. Карл Шульце, ветеран Легиона, хладнокровный убийца, никогда не знавший поражений, умирал, но продолжал движение, начатое еще до того, как контейнер с рукописью расколол ему череп. И все одиннадцать дюймов превосходной золингеновской стали, скользнув по ребрам, вошли Шагровскому в живот.