Сердце Проклятого - Страница 149


К оглавлению

149

Профессор с возмущением посмотрел на Марину, сидящую на переднем пассажирском месте.

— Я кому сказал — лечь между сидениями!

— Я всегда стреляла не хуже тебя, — заявила Криницкая безапелляционно. — Ты крути баранку! Я возьму на себя правую сторону, Арин — левую!

Кац оглянулся. На заднем сидении с пистолетом в руках сидела Арин и на ее лице можно было легко прочесть, что на пол она не ляжет.

— Жми! Чего ты ждешь?

Рувим тиснул кнопку на пульте.

Массивные, шестиметровой ширины ворота поехали вверх. Под потолком загудело, защелкало.

— Пристегнитесь! — приказал профессор. — Взлетаем!

Он перевел селектор автомата на реверс и до упора вдавил педаль газа в пол.

* * *

Для Якуба Зайд был непререкаемым авторитетом. Ну, почти непререкаемым! В детстве он был готов заглядывать отцу в рот — его уважение, восхищение и любовь были безграничны. Отец — следопыт, сержант, герой войны! Как можно было его ослушаться? Как можно было сомневаться в том, что он говорил!

Надо сказать, что Зайд действительно был прекрасным отцом, мужественным человеком и доблестным воякой. Пусть не самым добрым на свете, но отзывчивым, преданным семейным традициям и традициям своего народа.

Тогда, в детстве, Якуб полагал, что отец невероятно умен. Повзрослев, получив хорошее образование и отслужив в армии, Якуб понял, что отец действительно превосходный человек и семьянин, не столь умен, сколь прекрасно приспособлен выживать в сложных условиях. Это было прописано на уровне генетической программы — многие поколения предков Зайда растили потомство, пасли скот, жили и умирали в каменистой пустыне. Жизнь здесь была так тяжела, что смерть не пугала бедуинов, они не боялись и презирали ее.

Зайд растил детей настоящими сыновьями своего народа.

Ездить на лошади, на верблюде, тракторе, грузовике, легковой машине и даже на осле Якуб научился еще ребенком. Тогда же отец научил его стрелять, читать следы людей и животных на голых камнях, прятаться там, где негде спрятаться даже змее, максимально долго обходиться без воды и еды… В общем, в армии инструктор развел руками: молодого бедуина можно было научить исключительно игре в нарды и карты — остальное он умел.

Вернувшись домой, Якуб осознал, что в планы отца не входит менять свой образ жизни. Для Зайда пустыня была настоящим домом. Каменистые пустоши, выжженная красная земля, на которой лишь козы могли найти себе пропитание, радовали бедуина, как француза радует вид на Елисейские Поля. Он не хотел жить ни в городе, ни в деревне, даже среди своих соплеменников, не хотел подчиняться законам, кроме тех, неписанных, что всосал с молоком матери. Он был готов защищать свою страну, он был готов умереть за нее, если надо, но подчиняться…

Это было ему несвойственно.

Зайд видел Якуба наследником стада, хранителем очага, продолжателем рода и традиций. Но вот беда! Якуб себя таковым не видел. Он любил город, зелень, море, человеческое общество, не чурался клубов и дискотек. Прожить всю жизнь на отшибе цивилизации не было пределом его мечтаний.

Но он был хорошим сыном. А хороший сын должен почитать мать и отца. Он хотел бы убедить родителей отпустить его, но не желал терять семью из-за конфликта. Просто время отпочковаться еще не пришло, и Якуб, понимая это, искал и находил себе отдушину во время своих поездок в города, неизменно возвращаясь в родовое гнездо, слепленное, согласно традициям, из подручных материалов. Кондиционер, генератор, спутниковая тарелка, холодильник были компромиссом между Зайдом и цивилизацией, и, если бы не настойчивость сына, этот компромисс никогда бы не был достигнут.

Лежа на позиции в тени солнечной батареи, Якуб не испытывал сомнений или колебаний по поводу того, что делал. Сегодня, перед лицом опасности, он ощутил себя настоящим представителем своего племени, сыном и воином. Он нарушал закон страны, которую любил, ради людей, которых уважал его отец. Он взял в руки оружие для того, чтобы помочь человеку, которого любил, и не хотел думать ни о последствиях своего поступка, ни о том, что может каждую секунду расстаться с жизнью. Все это не имело никакого значения. Важно было подставить плечо отцу. Важно было поступить по совести, а не по закону. Законы пишут люди… Кому как не им их и менять!

В армии Якуб, как и его отец, был следопытом — бедуины, проходящие службу в ЦАХАЛе, традиционно выполняют эти обязанности, но, хотя стрелял Якуб хуже снайпера, за результаты краснеть не приходилось.

Позиция, которую он сейчас занимал, была непривычной и неудобной для стрельбы. Огонь надо было вести по цели, находящейся внизу и на достаточно большом расстоянии, но Якуб со второго выстрела поймал кураж и бил практически без промахов. Необходимости поразить мишень прямо в голову или сердце у него не было, достаточно было попасть в корпус, а такая задачка была куда как легче армейских упражнений.

«Галил», несмотря на возраст, работал, как часы. Прицел — обычная оптика, безо всяких новомодных штучек — давал шестикратное приближение и терпимо сужал поле зрения стрелка.

Пять выстрелов — три попадания в корпус. Неплохой результат, если учесть, что на каждое прицеливание у него не было и двух секунд. Еще один террорист был ранен в руку и скрылся в кустах еще до того, как Якуб успел поймать его на мушку вторично. Дворик, окружавший дом, где прятался профессор Кац с друзьями, просматривался далеко не весь: мешала густая зелень деревьев и кустов, но пятачок перед входной дверью был как на ладони. Каждый из нападавших, пытающийся пробиться к дверям, получал от Якуба подарочек в стальной оболочке и терял энтузиазм вместе с жизнью и здоровьем.

149