Сердце Проклятого - Страница 145

145

Христо не сразу понял, что произошло. Он был слишком увлечен боем, сосредоточен на своем секторе наблюдения (умение отрешиться от любых внешних раздражителей — одно из важных для снайпера качеств) и не понял бы, что напарника подстрелили, если бы не грохот в гарнитуре, когда пуля бедуина пробила переговорное устройство.

Звук хлестнул Христо по барабанной перепонке, заставил схватиться за ухо. В тот же миг он обернулся и не увидел Анри на позиции: с того места, где располагался лже-болгарин, упавшего было не рассмотреть. Снайпер на секунду замешкался — в наушниках хрипела несущая, Анри на вызовы не отвечал. Спешить на помощь? Оставаться на позиции?

Христо был профессионалом.

Он сорвал с головы бесполезную гарнитуру, «уоки-токи» полетел прочь. Если напарник еще жив, то подождет до того момента, как задание будет выполнено. Если умрет от кровопотери — что ж, значит, так суждено. Если же он уже умер, то помощь ему не нужна.

На размышление и вывод Христо понадобилось не более трех секунд, еще столько же он потерял, пока тряс головой от боли в травмированном ухе. Шесть секунд — ерунда в обычной жизни. Но в боевой ситуации шесть секунд могут стать синонимом вечности, погубить кого-то или, наоборот, спасти чью-то жизнь.

Эти шесть секунд дали шанс уцелеть Рувиму Кацу и его друзьям. Оставалось только воспользоваться этим шансом.

Глава 19

Римская империя. Эфес

54 год н. э.

Между ними повисло молчание. Тяжелое, как гранитная глыба.

Первым его нарушил Шаул.

— Я хотел увидеть тебя, Мириам, чтобы сказать — ты всегда будешь рядом с Ним. Но никогда не будешь сама по себе.

— Это Иаков так решил?

— Мы не ладим с Иаковом, — сокрушенно признался га-Тарси. — Но думаю, что в этом вопросе у меня, Кифы и брата Иешуа общая позиция. И общий интерес. Так будет лучше для всех. Марк пишет книгу, где будет сказано так. Матфей пишет книгу, где будет сказано так. Лука, с которым мы неразлучны, тоже пишет книгу о Нем, и там немало хороших слов о тебе, но, наверное, это не то, что ты хочешь прочесть. Даже твой друг Иоханнан, с недавних пор избегающий встреч со мной, вряд ли напишет иное, если когда-нибудь решиться записать свои воспоминания о тех годах.

— А ведь ни тебя, ни Иакова не было рядом с нами тогда… — в словах Мириам чувствовалась полынная горечь.

— Мы пришли тогда, когда Он того захотел, — мягко возразил Шаул. — Не раньше и не позже. В свой час. У каждого свой час, своя роль. Есть верные ученики, есть женщина, Им спасенная, есть предатель, обрекший Его на казнь и муки, есть страшная смерть этого предателя и чудесное воскресение Иешуа. Все, что обещали древние пророчества, сбылось. К нам приходил Машиах, но мы не узнали Его и послали на смерть, но Он тут же воскрес и обязательно приведет всех в Царство Небесное. Не только иудеев, Мириам. Всех, кто уверует… Где тут сказано о том, что у Него была жена? Кто говорит о том, что у Него был сын?

Он посмотрел на светлеющее небо, на хлопья сажи, кружащие над площадью диковинными черными бабочками, на мутный кусок луны, скребущий по плоским крышам, потер виски и провел своими тонкопалыми лапками по лицу сверху вниз, словно омывая, и произнес негромко:

— Не пиши книги о Нем, Мириам, не надо. Никогда не пиши. Никому не говори, что твой Иосиф — это его сын, пусть он будет только твой, и Господь пошлет вам обоим долгую и счастливую жизнь, полную благодати.

— Ты грозишь мне? — спросила Мириам.

— Ну, что ты… — отозвался Шаул. В голосе его послышалась укоризна. — Как можно? И зачем? Эфес — спокойный город. В нем так приятно жить, воспитывать внуков, стареть. Дай мне время, и даже здесь Его имя будет звучать на каждом шагу. Ты так хотела сохранить память о Нем, Мириам. И она будет сохранена.

Шаул улыбнулся. Улыбка получилась невеселой.

— Это я тебе обещаю.

— Он бы не стал проливать кровь… Как это сделал ты сегодня! — Мириам шагнула вперед, ближе к Шаулу, и тут же на ее движение отозвался человек в черном кетонете. Иегуда мгновенно оказался между ним и нею, но оружие не достал, закрывая Мириам плечом от возможного удара.

— Не уверен, — вымолвил Шаул, делая кистью предостерегающий жест, на который человек в черном отреагировал немедля — снова отступил в тень. — Тебе страшно оттого, что опасность грозила твоему сыну. Но если бы Иосиф не был мастеровым, если бы он не забыл веру своих предков и не лил из серебра ложных кумиров, разве было бы в твоем сердце столько боли и страха? Разве ты бы не была душой со своими братьями-минеями, выступающими против колдовства, за новую веру? Сегодняшняя кровь удобрила здешнюю почву, и теперь, вместо отсеченных гнилых на ней вырастут свежие побеги. Сегодня минеи показали свою силу и отныне с ними придется считаться! Разве не об этом мечтал Иешуа? Он тоже призывал к неповиновению, к бунту против римлян — было ли это разумно? Не умри Он на кресте — и народ, восставший по Его слову, попал бы под римские мечи. Сколько крови пролилось бы тогда в Ершалаиме? Послушай, Мириам, я знаю, что ты не любишь меня, но дело, которому я посвятил жизнь — это и твое дело. Просто мы делаем его по-разному. Скажу тебе, как гражданин Рима — Рим непобедим! Но скажу тебе, как миней, как верный последователь нашего Учителя: то, что нельзя победить в открытом бою, можно одолеть изнутри. Там, где железо бессильно — действует слово. Он поспешил. Но у тех, кто верит в Него, впереди вечность. Мы одолеем Рим, Мириам, но не мечом и не с помощью Неназываемого. Мы одолеем его Словом Божьим. Когда-нибудь здесь, в Эфесе, и следа не останется от храма язычников, но Его церковь будет стоять вечно. И в Риме, в городе тех, кто казнил Его, будет возведен Храм в честь Иешуа, и храму этому не будет равных в Ойкумене…

145