Сердце Проклятого - Страница 119

119

Он не знал ничего — живет ли здесь Мириам под своим настоящим именем? Знает ли тут кто-нибудь о ее странствиях вместе с га-Ноцри? И грозит ли ей опасность? Для того, чтобы не подвергать Мириам риску, следовало встретиться с ней наедине, а уж никак не привлекать внимание своим внезапным приходом.

Иегуда даже засомневался, захочет ли Мириам его видеть, но тут же отогнал глупые мысли. Пусть прошло много лет, но никакие годы не могли изменить ее настолько, чтобы забыть об их общей истории. Дружба обязывает. Они когда-то доказали это на деле.

На улицу Мириам вышла в сопровождении двух подруг — смешливой темнокожей девушки (ее возраст в сумерках Иегуда затруднялся определить, но звонкий смех выдавал молодость) и изящной гречанки небольшого роста с густым, гортанным выговором. Иегуда дождался, пока женщины прошли мимо, и последовал за ними, держась на расстоянии. В конце квартала темнокожая свернула налево, в переулок, ведущий в сторону моря, а гречанка вместе с Мириам зашагали дальше, переговариваясь вполголоса. Еще через три квартала свернула в сторону и гречанка, а Мириам зашагала вперед быстрее, слегка опустив голову, чтобы не споткнуться на мостовой. Иегуде хотелось окликнуть ее немедленно, но он, сам не понимая почему, этого не сделал, а продолжал следовать за Мириам по улицам Эфеса неслышной походкой разведчика.

Жила она далеко, идти пришлось более получаса. Домик Мириам прилепился к скале над самым морем.

Здесь, на окраине, здания стояли не так плотно, как возле порта, между ними находилось место и пожухшей от солнца траве, и кривым оливам с мелкой пыльной листвой. И море здесь уже отчетливо слышалось, не заглушаемое городским привычным гулом: шептались волны, набегавшие на берег из дрожащей, пронизанной лунным сиянием темноты, а каменные строения, не такие ухоженные, как в центральных кварталах, но все же построенные основательно и прочно, подходили к самому обрыву, под которым пенилась и вздыхала пахнущая водорослями волна.

У крыльца ее жилища росли какие-то здешние цветы со сладковатым печальным запахом, несколько персиковых деревьев с шершавой потрескавшейся корой, раскидистая фига, опершаяся ветвями на невысокую каменную ограду. По сложенной из грязно-белого известняка стене ползли лозы дикого винограда и несколько побегов плюща. Колодец, правда, был неподалеку, но Иегуда знал, сколько труда пришлось приложить Мириам, чтобы вырастить этот крошечный садик на раскаленных солнцем камнях. Сколько кувшинов воды перенесла на плечах, чтобы зелень не сгорела дотла!

Она всегда любила цветы…

— Мириам! — позвал он негромко, когда ее рука коснулась калитки.

Она замерла.

— Мириам, — повторил он совершенно чужим, дрожащим голосом и остановился, не дойдя до женщины, которую никогда не мог изгнать из своих воспоминаний, каких-нибудь полтора десятка шагов.

Она медленно повернулась, вгляделась в разбавленный лунным светом полумрак и нерешительно спросила:

— Кто здесь?

Оклик не испугал ее, может быть потому, что до дверей дома было рукой подать, и она чувствовала себя в безопасности, а, может быть, потому, что Мириам никого и никогда не боялась. Бояться было не в ее характере.

— Это я, — сказал он, выходя из густой, словно чернила каракатицы, тени на лунный свет.

Она ничего не сказала, но он услышал вздох, больше похожий на сдерживаемый стон, и понял, что узнан.

Мириам стояла, опустив руки. Иегуда не видел ее взгляда. Он бы отдал все на свете, чтобы уловить ее чувства в тот момент, когда она поняла, кто стоит перед нею, но ночь, скрывавшая его на протяжении всего пути, сейчас так же надежно скрывала и глаза женщины. Он не мог видеть, но мог чувствовать — можно было поклясться: прохладный густой воздух зазвенел от напряжения, словно перетянутая тетива.

Иегуда попытался шагнуть к ней навстречу, но вместо шага получилось неуклюжее топтание на месте.

— Ты? Откуда?

Она первой сделала несколько несмелых шагов, потом, пробив невидимую стену, бросилась к нему, воткнулась побелевшим лицом в плечо Иегуды, обвила руками и обняла неожиданно сильным, цепким объятием.

— Я не верю… Ты… Это ты… — повторяла она, зарывшись лицом в складки хитона.

А Иегуда стоял на вросших в дорожный камень ногах и не мог заставить себя даже пошевелиться. Он слышал биение ее сердца, чувствовал, как пахнут ее волосы, и ещё — странный аромат недавно опавшей листвы, исходивший от кожи.

Столько лет…

Столько лет он был уверен, что сумел забыть ее! А на самом деле ошибался. Он помнил все, вплоть до запаха ее волос, хоть никогда до того не мог ощущать его так близко. Помнил звук ее голоса, ее интонации, ее жесты. Но запах палой листвы…

Запах увядания.

Мне нельзя было приходить, подумал он с тоской.

Я не мог не придти, ответил он сам себе.

— Откуда ты? — спросила она, наконец подняв к нему лицо. — Как нашел меня? Что же мы стоим? Идем в дом! Идем, Иегуда!

Она ухватила его за руку и повела к калитке, потом к дому через крошечный садик, постоянно оглядываясь, словно опасалась, что незваный гость исчезнет бесследно. Иегуда шел следом за ней, едва волоча ноги — так ковыляет глубокий старик, из которого долгая жизнь высосала радость и силы.

Он так долго ждал этой встречи, он столько раз представлял себе, как все произойдет, что, оказавшись рядом с Мириам, вдруг почувствовал, что лишился цели. Он не радовался тому, что наконец-то осуществил мечту, а лишь боялся того, что снова потеряет Мириам. И еще больше опасался того, что мог увидеть в глазах женщины, дороже которой для него не было в жизни.

119