— Вот как, — мрачно протянул Дихтер.
— Также нет никаких ограничений на действия в отношении уже известных вам лиц. То, что сейчас происходит с ними, не имеет к нам никакого отношения. Совсем. Вам этого достаточно?
— Нет.
Пожилой человек на том конце линии вздохнул.
— В принципе, я ожидал услышать нечто подобное…
— Хорошо, что я вас не разочаровал.
— На самом деле, ничего хорошего в этом нет, — недовольно возразил старик. — Поверьте мне на слово, вам никогда не найти ответов на интересующие вас вопросы, если мы не этого захотим.
— Значит, мне придется сделать так, что бы вы захотели.
— Вы переходите границы, — заметил собеседник.
— Простите, я просто их не знаю. Вы знаете, кем я был?
Старик хмыкнул.
— И кто я теперь?
— Не слишком умные вопросы.
— И все-таки?
— Конечно, господин Дихтер. Мы знаем о вас все. Возможно, даже больше, чем вам хотелось бы.
— Отлично, — сказал Ави.
У него появилось дикое желание выпить. И закурить. Или лучше выпить и закурить.
— Тогда послушайте меня, аба. Я за свою жизнь много раз слышал о государственных интересах. Более того, я отдал годы жизни, чтобы защищать эти интересы. Я знаю, что такое секретные операции. Я знаю, что такое по-настоящему секретные операции. Умение молчать — это одно из профессиональных качеств, без которого нельзя быть ни офицером спецслужбы, ни политиком. Но когда подобное происходит на территории моей страны, с гражданами этой самой страны, а страна и ее самые лучшие в мире контрразведчики и самые честные в мире журналисты как в рот воды набрали — по-моему, творится что-то непотребное! Никакого отношения к интересам державы не имеющее. Так что правду я буду искать так настойчиво, как смогу. А я смогу, вы мне поверьте, аба.
Старик помолчал.
— Ну, хорошо… Никакого отношения к интересам Израиля это не имеет, господин Дихтер. Ваше право верить мне или не верить, но нам просто надо было исполнить один очень старый договор. Он не касался непосредственно лиц, к которым вы проявляете интерес. Он не касался государственных интересов. Но не исполнить его было бы крайне сложно. И вопрос не в репутации…
— Тогда в чем?
— Увы, — ответил старик. — Вы вольны строить гипотезы, предположения, но напрямую я вам большего сказать не могу. Сохранить мотивы в тайне — это не мой каприз. Это традиция. Я вынужден снова просить вас поверить мне на слово. Так было нужно. Мы вынудили всех сделать так, как сделано, чтобы сдержать некогда данные обещания. Но более вмешиваться не намерены. Действуйте.
— Ясно, что ничего не ясно, — сказал Дихтер. — Но и за то — спасибо.
— Всего доброго, господин Дихтер. Надеюсь, что вы не будете пытаться докопаться до ничего не значащей информации.
— Аба, — позвал Дихтер негромко. — А ведь я узнал ваш голос…
— Да? — осведомился собеседник спокойно после короткой паузы. — И что это меняет?
— Ничего.
— Совершенно с вами согласен. Желаю вам успехов, Ави. До свидания.
В трубке зазвучали гудки.
Дихтер откинулся на прохладную кожу сидения и на несколько секунд закрыл глаза.
Услышанное и сказанное действительно ровным счетом ничего не меняло.
Важно было то, что руки у него развязаны, и теперь у тех, кто стоит за событиями последних дней, будут проблемы. Большие проблемы. Остается только понять, кто именно за этим стоит… Ну, с этим мы обязательно разберемся!
Улыбка слегка искривила его узкий рот.
Дихтер набрал на клавиатуре номер телефона и снова поднес трубку к уху.
Он был в своей стихии. Как же он любит эту работу!
Иудея. Окрестности Ершалаима
30 год н. э.
Труп, вылежавший почти два дня под камнями в небольшой пещерке на склоне оврага, пахнул так, что Иегуду едва не стошнило, едва он отвалил вход.
Иегуда старался дышать ртом, но сладковатая вонь гниющей плоти была слышна все равно. Еще здесь пахло то ли лисьей, то ли собачьей мочой — звери ночью приходили сюда, пытались раскопать мертвечину, но не смогли.
Иегуде повезло — убивать никого не пришлось, хотя он был готов к тому, чтобы сделать это. Правда, пришлось идти за Мусорные ворота, чтобы в долине Гееномской найти подходящий труп, но сравнивать эти два греха по тяжести не стал бы даже самый рьяный из книжников.
На Ершалаимской свалке, исходившей вонючим дымом круглый год, можно было отыскать что угодно, в том числе и следы чужих преступлений. Как во всяком большом столичном городе, в некоторых кварталах можно было нарваться на нож или на грабителя с удавкой и кое-кто нарывался. Преступники хоронили в Гинноме свои жертвы, женщины — незаконнорожденных детей. Этого человека убили неподалеку от Ершалаима. Задушили, ограбили и бросили на свалке, даже не прикопав — такое случалось, убийцы спешили.
Идущие в Храм паломники обычно проявляли друг к другу терпимость, даже разбойники в дни праздников становились верующими и набожными людьми и не причиняли зла. Но бывали исключения. Одно из таких исключений вот уже сутки дожидалось своей дальнейшей судьбы во мраке пещеры, заваленное камнями.
Иегуда, глотая подступающую рвоту, оттащил труп к стоящему на краю обрыва цветущему багрянику и вернулся в пещеру за веревкой и приготовленной для покойника одеждой.
Он не ошибся. Ночь действительно выдалась холоднее предыдущей. Дыхание вырывалось из груди облачком светлого пара. Стыли пальцы. Взобраться на багряник оказалось легче легкого, а вот продвинуться по горизонтальной, нависшей над провалом ветке так далеко, как это требовал замысел, оказалось сложнее. Один раз Иегуда чуть не сорвался, но все-таки дополз, уже забыв о холоде, покрывшись противным липким потом страха. Было бы глупо догнать собственную судьбу — рухнуть вниз на обломки камня и разбиться вдребезги.